— Я был печатником, — сказал он неожиданно. — Владел собственной типографией. Мэри работала на одного моего крупного клиента. Мы встретились и поженились весной сорок седьмого года. Наш сын родился в июне сорок восьмого.
Он отвернулся и окинул взглядом ряд фотографий на каминной полке.
— Наш сын Виктор Трумэн Хоби.
В гостиной стало тихо, словно в церкви.
— Я верил в понятие долга и сожалел, что не годен к действительной военной службе, — продолжал старик. — Очень сильно сожалел, майор. Но я был счастлив служить своей стране так, как мог, и я ей служил. Мы вырастили нашего сына с такими же убеждениями, научили любить свою страну и воспитали в нем желание ей служить. Он отправился добровольцем во Вьетнам.
Старик закрыл рот, вдохнул через нос кислород, потом еще раз и еще, затем наклонился и поднял с пола кожаную папку, которую положил на свои тощие колени и открыл. Он достал из папки фотографии и протянул Ричеру. Тот, ловко удерживая чашку и тарелку, потянулся вперед, чтобы взять ее из дрожащей руки старика. Это был выцветший снимок, сделанный во дворе дома: улыбающийся мальчишка лет девяти-десяти, приземистый, с веснушками и крупными зубами, на голове металлическая миска, на плече игрушечное ружье, плотные холщовые штаны засунуты в носки, чтобы походили на военные брюки с гетрами.
— Он хотел стать солдатом, — сказал мистер Хоби. — Всегда. Больше он ни о чем не мечтал, и я его тогда поддерживал. Мы не могли больше иметь детей, и Виктор был нашим единственным сыном, светом нашей жизни. Я считал, что быть солдатом и служить своей стране — отличная судьба для сына патриотически настроенного отца.
В комнате снова повисло молчание. Потом мистер Хоби закашлялся. Зашипел кислород. Снова молчание.
— Вы одобряли Вьетнам, майор? — неожиданно спросил Хоби.
Ричер пожал плечами.
— Я был слишком молод, чтобы иметь собственное мнение на этот счет, — сказал он. — Но, зная то, что я знаю сейчас, думаю, я бы не одобрял наших действий во Вьетнаме.
— Почему?
— Неправильное место, — ответил Ричер. — Неверное время, неверные причины, неверные методы, неверные действия и неправильное руководство. Отсутствие настоящего планирования, желания победить и внятной стратегии.
— А вы бы туда отправились?
— Да, отправился бы, — сказал он. — У меня не было выбора. Я тоже сын солдата. Но я бы завидовал поколению моего отца, которому было легче на Второй мировой войне.
— Виктор хотел летать на вертолете, — продолжал Хоби. — Страстно. И это, боюсь, тоже моя вина. Как-то раз я взял его на сельскую ярмарку и заплатил два доллара, чтобы он прокатился на вертолете. Это был старый «белл», вертолет для распыления удобрений. С тех пор Виктор твердо решил стать пилотом вертолета и считал, что армия лучшее место, чтобы научиться им управлять.
Он достал из папки новую фотографию и передал Ричеру. На ней был изображен тот же мальчик, только в два раза старше, высокий, по-прежнему улыбающийся, в новой военной форме, перед армейским вертолетом «Х-23 Хиллер», старая учебная машина.
— Это Форт-Уолтерс, — сказал Хоби. — В Техасе. Начальная школа пилотов вертолетов армии США.
— Он летал во Вьетнаме на вертолетах? — спросил Ричер.
— Виктор закончил вторым в своем классе, — проговорил Хоби. — Нас это нисколько не удивило. В школе он всегда был отличным учеником, особенно одаренным по математике. Хорошо разбирался в бухгалтерском деле. Я предполагал, что после колледжа он станет моим партнером и будет заниматься финансовыми вопросами. Я с нетерпением ждал этого. Чего уж теперь скрывать, сам я плохо учился, майор. Я не слишком образованный человек. И я с радостью наблюдал за успехами Виктора. Он был очень умным мальчиком. И очень хорошим. Очень умным, очень добрым, с золотым сердцем, в общем, идеальным сыном. И нашим единственным.
Его жена молчала. Она не пила кофе и не ела кекс.
— Он выпустился в Форт-Раккере, в Алабаме. И мы туда полетели, чтобы присутствовать на этом важном для него событии, — сказал Хоби.
Он протянул Ричеру новую фотографию. Другая стояла в рамке на каминной полке. Выцветшая трава пастельных тонов, такое же небо, высокий юноша в парадной форме, кепка надвинута на глаза, одной рукой он обнимает женщину в ситцевом платье. Женщина была стройной и хорошенькой. Фотография, снятая взволнованным и гордым отцом и мужем, получилась немного нечеткой, а горизонт был слегка наклонен.
— Виктор и Мэри, — сообщил старик. — Правда, она нисколько с тех пор не изменилась?
— Ни капли, — соврал Ричер.
— Мы любили нашего мальчика, — тихо проговорила пожилая женщина. — Его отправили за океан через две недели после того, как был сделан снимок.
— В июле шестьдесят восьмого, — пояснил Хоби. — Ему исполнилось двадцать лет.
— И что произошло? — спросил Ричер.
— Он отслужил весь срок, — сказал Хоби. — Дважды был награжден и вернулся домой с медалью. Я уже тогда понял, что бухгалтерские книги не для него. Я думал, что он станет работать на вертолетах для нефтяных компаний. Возможно, в Персидском заливе. Тогда армейским пилотам там платили хорошие деньги. Он мог пойти в военно-морской флот или, конечно же, в военно-воздушные силы.
— Но он снова туда вернулся, — вставила миссис Хоби. — Во Вьетнам.
— Он подписался на второй срок, — проговорил Хоби. — Никакой необходимости не было, но он сказал, что это его долг. Что война еще не закончилась и он обязан туда вернуться. Он сказал, что это называется патриотизмом.