— И что случилось? — спросил Ричер, и в комнате надолго воцарилось молчание.
— Он не вернулся, — сказал наконец Хоби.
Новое молчание словно тяжелым грузом придавило всех в комнате. Где-то тикали часы, все громче и громче, пока их голос не стал напоминать грохот молота.
— Меня это уничтожило, — тихо сказал Хоби и замолчал, только кислород с шипением поступал в его легкие. — Просто уничтожило. Я повторял, что с радостью отдал бы остаток своей жизни за всего лишь еще один день с ним.
— Остаток моей жизни, — повторила его жена. — За всего лишь еще один день с ним.
— Я действительно так бы и сделал, — сказал Хоби. — Да и сейчас тоже, майор. Правда, со мной сегодняшним заключать такую сделку бессмысленно, верно? Мне не много осталось. Но я говорил это тогда и в течение тридцати лет, и, Бог свидетель, каждое мое слово было искренним. Остаток жизни за всего лишь еще один день с ним.
— Когда его убили? — мягко спросил Ричер.
— Его не убили, — ответил Хоби. — Его захватили.
— Он попал в плен?
Старик кивнул.
— Сначала нам сказали, что Виктор пропал. Мы решили, что он погиб, но цеплялись за надежду. Его объявили пропавшим без вести, и так и осталось. Мы не получили официального извещения о его смерти.
— Поэтому мы ждали, — сказала миссис Хоби. — Мы ждали многие годы. Затем начали задавать вопросы. Нам ответили, что Виктор пропал без вести, но они предполагают, что он погиб. Больше они ничего сказать не могли. Его вертолет сбили над джунглями, но обломков так и не нашли.
— Мы это приняли, — продолжал Хоби. — Мы же знали, как там было. Многие юноши умирали, и никто не знал, где их могилы. Так всегда бывает на войне.
— Затем построили мемориал, — проговорила миссис Хоби. — Вы его видели?
— Стену? — спросил Ричер. — В округе Колумбия? Да, я там был и видел ее. Меня она очень тронула.
— Они отказались выбить на ней его имя, — сказал Хоби.
— Почему?
— Нам не объяснили. Мы спрашивали и умоляли, но внятного ответа так и не получили. Они только сказали, что он больше не считается погибшим во время военных действий.
— Тогда мы спросили, кем он считается, — заговорила миссис Хоби. — И нам ответили, что наш сын считается пропавшим без вести.
— Но имена других солдат, пропавших без вести, выбиты на стене, — сказал Хоби.
В гостиной снова наступило молчание, только где-то в другой комнате часы громко отсчитывали минуты.
— А что сказал по этому поводу генерал Гарбер? — спросил Ричер.
— Он сказал, что не понимает, как такое может быть, — ответил Хоби. — Совершенно не понимает. Когда он умер, он как раз пытался в этом разобраться.
Снова наступило молчание, только шипел кислород да тикали часы.
— Но мы знаем, что произошло, — сказала миссис Хоби.
— Знаете? — удивленно спросил Ричер. — И что же?
— Здесь может быть только одно объяснение, — сказала она. — Его взяли в плен.
— И так и не отпустили, — добавил Хоби.
— Вот почему армия скрывает от нас правду, — добавила миссис Хоби. — Правительству стыдно. А на самом деле часть наших мальчиков, попавших в плен, так оттуда и не вернулась. Вьетнамцы удерживают их в качестве заложников, чтобы после войны получать помощь из-за границы, признание их как торговых партнеров и кредиты от нас. Это что-то вроде шантажа. Наше правительство много лет держалось, несмотря на то что наши мальчики остаются там в плену. Они не могут в этом признаться. И потому все скрывают и отказываются отвечать на наши вопросы.
— Но теперь мы можем это доказать, — сказал Хоби, достал из папки очередную фотографию и протянул Ричеру.
Она была более свежей, с яркими блестящими красками — теле-фотоснимок, сделанный через тропическую растительность. Бамбуковый забор, переплетенный колючей проволокой. Азиат в коричневой форме и бандане. В руках у него винтовка, советский «АК-47», это видно совершенно ясно и четко. И еще один человек — европейского типа, лет пятидесяти, высокий, изможденный, худой, сутулый и седой, в выцветшей и сильно истрепанной военной форме. Он стоит боком к азиату, но по его позе видно, что он от него отшатнулся.
— Это Виктор, — сказала миссис Хоби. — Наш сын. Фотография сделана в прошлом году.
— Мы спрашивали о нем в течение тридцати лет, — проговорил Хоби, — но никто не хотел нам помочь. Мы спрашивали всех, кого могли. А потом нам удалось найти одного человека, который рассказал нам про засекреченные лагеря. Их немного, всего несколько, и в них осталась лишь горстка заключенных. Большинство уже умерли. Одни от старости, другие от голода и лишений. Этот человек побывал во Вьетнаме и все для нас узнал. Ему даже удалось подобраться совсем близко к лагерю и сделать фотографию. А еще он поговорил с другим заключенным через колючую проволоку. Он спросил, как зовут мужчину, которого он только что сфотографировал. И тот сказал, что это Вик Хоби, пилот вертолета Первого воздушно-десантного отряда.
— У того человека не было денег, чтобы освободить нашего сына, — сказала миссис Хоби. — Мы отдали ему все свои сбережения, чтобы оплатить его первую поездку. У нас совсем ничего не осталось. Поэтому когда мы познакомились в больнице с генералом Гарбером, мы рассказали ему нашу историю и попросили, чтобы он попытался убедить правительство спасти нашего сына.
Ричер не мог оторвать глаз от фотографии и от человека с изможденным лицом, изображенного на ней.
— Кто еще видел эту фотографию?
— Только генерал Гарбер, — ответила миссис Хоби. — Тот человек, который ее сделал, сказал, что мы должны хранить ее в секрете. Потому что это очень тонкое политическое дело. И очень опасное. Ужасный факт, похороненный в истории нашей страны. Но мы должны были показать ее генералу Гарберу, потому что он мог нам помочь.